Как же странно и печально, что имена тех, кто формировал наше детство, часто стираются из памяти, оставляя лишь безликие прозвища. У нашего класса был такой учитель — Баян Баяныч, педагог музыки, культовый персонаж нашей ульяновской школы, впитавший в себя дух рабочего класса. В основном, наши родители трудились на заводе “Авиастар”, и во многом мы были детьми тех, кто еще недавно пахал землю в деревнях.
Личный архив.
Наш 11-й В класс на школьном крыльце, я крайний справа.
Баян Баяныч, обречённый на взаимодействие с нашим хулиганистым классом, находил утешение в музыке. Он играл нам классические мелодии, а в это время мы, непослушные ученики, царапали на партах названия рок-групп и ревели в унисон, не позволяя ему донести до нас богатство музыкального искусства. Я, надсматривая за процессом, вдруг осознал, что классическая музыка не воспринимается просто как набор нот, а является чем-то более глубоким и ценным. Но свою находку я не решился обсудить с друзьями — ведь в нашем окружении это было не в моде.
И в то время, когда мы избивали нормы поведения в классе на грани абсурда, Баян Баяныч лишь терпеливо глотал свои слёзы. Как же он страдал, глядя на то, как наш класс спасовался от ученья, используя десятилетия перестройки в качестве ширмы для бессмысленного хулиганства.
Об образовательной системе той эпохи говорить сложно. Мы слабо воспринимали уроки, а педагоги, включая строгую Аллу Ильиничну по алгебре, вынуждены были пассивно наблюдать за нашим буйством. Холодные классы учили нас не усидчивости, а жестокости — и достойного поведения не ждали. За стенами школы развертывались настоящие внедрения новых экономических реальностей, и, конечно, преобладали «холодный» металл и «горячие» эмоции.
Неожиданно учителя собрали нас всех и решили поговорить с родителями — к ночи основная масса родителей сидела в классе, а мы, расставленные по стенам, стояли как неподвижные статуи, стесняясь осуждающего взгляда учителей. В то время как некоторые из нас были всё же заинтересованы в учебе, как, например, Виталя или Марина. Они стремились к знаниям, и их стремление блестело, как огонь на фоне темной бездны нашего хулиганства.
После этого собрания нам удалось немного успокоиться, и мы столкнулись с окончанием 11-го класса — дались ли нам другие шансы? Мы не убегали от проблем, мы создавали их сами, а на учителей это отразилось. Они приходили в класс, мерзли и страдали, а порой срывались — кто ведь может стоять перед свирепым, неугомонным классом без искажённого лица и нерва в напряжении?
Однажды я увидел Баян Баяныча на улице; он шёл домой, держал в руках баян, а его лицо выражало печаль и недоумение, отражая в себе весь мир. Я вспомнил все те уроки, когда он постоянно пытался нас привлечь к искусству, но мы лишь смеяли его старанья. А может, просто на самом деле его душа трепетала от звучания нашего собственного крика.
Простите нас, дорогие педагоги! Мы помним вас и ваше терпение, хотя не у всех из вас были величественные финалы истории. Ваши усилия оставили след в наших сердцах, и мы не можем просто забыть, как это — закладывать основы будущих любителей музыки и науки.
Теперь же я очень люблю “Лунную сонату”, и каждое её исполнение вызывает в памяти Баян Баяныча — человека, который боролся за наше будущее, несмотря на наше негодование.
Но всё же, как же его звали? Как обидно, когда еда с памяти уходит — остаются лишь отдельные куски, обрывающиеся в самом важном.
